|
|
| Воспоминания. Последние годы 6
|
|
E.И. Ге. Последние годы жизни Врубеля, часть 6
- 6 -
Из дневника.
"16 февраля 1902 года. В Москве горе и совершенно неожиданное. Врубель, кажется, сходит с ума; то, что рассказывает Надя, ужасно...
... 17 февраля. Я спрашивала у Анны Александровны ее мнение о Мише, распустил ли он себя, как говорят, или это болезнь. Анна Александровна говорит, что болезнь, конечно, и ничего другого, но она как-то упускает из виду, что если это болезнь, то нужно его лечить. Я видела сегодня "Демона" Врубеля, и он настолько мне понравился, что я даже сказала Наде, что, может быть, М[ихаил] А[лександрович] действительно раздражен несправедливою критикою и потому он так сердится и говорит, что довольно всю жизнь скромничал, унижался, теперь будет иначе себя вести. Надя как будто еще не понимает, какое над ней стряслось несчастье.
... 19 февраля. Я приехала в Петербург и узнала дома, что Врубель уже приходил к нам, но очень рано поутру и потому видел одних детей и горничную Маню. Вечером Врубель с Любой Цитович приехали к нам. Оказывается, что Яша уже заметил странности Врубеля и возил его к Цитовичам, чтобы они сказали свое мнение о нем. Они давали ему бром. У нас Врубель говорил не переставая, хотя Петруша уверяет, что он такой же, как был, хотя разница в том, что он из молчаливого человека стал болтуном, ужасно возбужден и все рассказывает о своей гениальности и силе, о своем влиянии на всех. Может быть, это не сумасшествие, но во всяком случае он уже не в силах владеть собою и потому говорит то, что все скрывают. На меня он произвел очень грустное впечатление.
... 20 января. Мы старались Врубеля задержать в Петербурге, он рвется к семье.
Я поехала провожать Врубеля на вокзал; со мною он был добр.
... 23 февраля. Я получила от Врубеля письмо и просто боялась его читать, но я ответила ему"...
Письмо Нади:
"23 февраля. Вчера писал тебе Миша, который уверяет, что ты во всем свете единственная сочувствующая ему душа. "Демона" его не покупают, он как будто был огорчен и пошел в театр к нам и там ни с того ни с сего поссорился с одним нашим репортером и потом весь вечер со мною ссорился, убеждая меня бросить театр, так как его там не ценят. Теперь он перевез "Демона" к фон-Мекку в мастерскую и там над ним работает, но говорит, что ему "Демон" теперь не нравится".
Из дневника: "1 марта. Врубель говорит, что Чехов продолжатель Гоголя, потому что он тоже изображает идиллию, напр[имер], в "Трех сестрах", хотя они и грустят, эти три сестры, но торжествуют, так как они выше всех. Говорит, что он поедет с Надей и Саввочкою в Париж, чтобы выставлять в Салоне, и будет писать картины, где толпа, что одну фигуру изображать утомительно и скучно. Хочет заказывать свой бюст за 200 р.
... 2 марта. Врубель явился к нам в 8 часов утра. Дети ушли в гимназию, а Миша сел в гостиной и ждал нас: он проснулся в 4 утра и находит, что вовсе не нужно спать. Но сегодня он был лучше, чем вчера, и, главное, как будто возбуждение уменьшилось. Вкусы его артистические совершенно переменились, теперь он презирает художников, которые не интересуются смыслом, даже словами, а прежде он признавал только искусство для искусства.
... 9 марта 1902 года. Яша сказал мне, что ему удалось убедить Врубеля посоветоваться с доктором Бехтеревым, и завтра же состоится это свидание у Яши. Врубель после открытия выставки в ужасно угнетенном, расстроенном состоянии.
... 10 марта. Я была сегодня на выставке "Мира искусства". Врубель страшно испортил своего "Демона", только лишь краски красивы, фигура же совсем безумная.
... 11 марта. Яша сказал мне, что Бехтерев находит у Врубеля прогрессивный паралич, это хуже всего, потому что неизлечимо. Бедная Надя!
Врубель завтра уезжает.
... 12 марта. Пришел Врубель. Он и сегодня еще утром до открытия выставки писал "Демона" и говорит, что теперь "Демон" не повержен, а летит, что он теперь будет писать другого Демона и отправит в Париж к 18 апреля.
... 18 марта. Я отправилась опять на Дягилевскую выставку. Врубель все-таки несколько поправил своего "Демона", лицо стало красивее, выражает скорбь, и корону он ему приписал красивую.
... 21 марта. Я. говорит таким тоном, как будто мы делаем Врубеля сумасшедшим, а что этого вовсе нет".
Михаил Александрович вернулся в Москву к жене, но жить с ним становилось так тяжело, что сестра телеграфировала: "Если есть малейшая возможность, приезжай, теряюсь". Я поехала вместе с братом Михаила Александровича и нашим двоюродным братом Я. Е. Жуковским. Мы решили сделать консилиум докторов-психиатров. Михаил Александрович понимал, что его считают сумасшедшим, хотя никто никогда, конечно, не обмолвился ни словом. Так как он не спал ночи, то объяснили, что зовут докторов потому, что у него, несомненно, расстроены нервы, но понимал он все, и потому наш приезд втроем на него произвел неприятное впечатление, и он был менее любезен, чем обыкновенно, постоянно пропадал из дома, и чтобы удержать его дома для консилиума, решили в этот день не выпускать его из вида. Мы все вместе отправились в ресторан завтракать. Ужасно, когда все в волнении и беспокойстве, делать вид, что веселишься, и посещение ресторана было грустно, как похороны. Потом мы вернулись домой, и состоялся консилиум, не давший никаких определенных результатов. Вскоре потом была ужасная поездка с семьей в Рязань, куда сестра решила увезти ребенка.
Во время этого путешествия Врубель каждую минуту хотел выходить из вагона, темп бредовых явлений страшно ускорился, теперь было ясно всем, и близким, и окружающим, что его нужно поместить в лечебницу; он становился опасен и себе, и всем, и через два дня, когда он затеял возвращаться в Москву, это было в конце апреля 1902 года, его встретил доктор из лечебницы Совей-Могилевича. Доктор в этой лечебнице не находил в больном признаков прогрессивного паралича, так как мании у него постоянно менялись, но преобладающей все же была мания величия. В сентябре его перевезли из этой лечебницы в клинику Сербского [Клиника при Московском университете.], перевезли в одном пальто и шляпе, даже без белья, так как говорили, что он все уничтожил, все свои вещи до нитки. В клинике дело пошло гораздо лучше, он стал писать письма сестре, письма совершенно логичные. Клиникою он был очень доволен — и помещением, и едой. Он знал, что он в клинике; знал даже, сколько за него платили к лечебнице Совей-Могилевича и сколько в клинике. Писал подробно о том, в каких вещах он нуждается. Скоро после этого разрешили и свидания в ноябре месяце. А в декабре ему сделалось настолько лучше, что начали уже говорить о выходе из клиники. Врубель стал уже рисовать и начертил, правда с некоторым трудом, кокошник для сестры, в роли Красы Ненаглядной в "Кощее" Римского-Корсакова. Его уже начали отпускать из клиники домой. Он стал в клинике по совету доктора заниматься живописью.
18 февраля 1903 года он вышел из клиники, был очень грустный, сестре казалось, что он не знает, за что зацепиться, чтобы интересоваться чем-нибудь. В начале марта он поехал в Крым со своим братом и поселился у замужней сестры [У В. А. Кармазиной.]. Крым не нравился Михаилу Александровичу, он ничем не восхищался там и писал, что ему милее природа Малороссии. Он был в апатичном настроении. Хотел работать с натуры, но ничего не выходило, хотя, кажется, он нарисовал портрет брата в это время и акварель "Море". [(1903, ГРМ).]
1|2|3|4|5|6|7|8
Врубель М.А. Микула Селянинович и Вольга. Камин. 1898-1900. Майолика. 225х275. ГТГ | Врубель М.А. Декоративное блюдо Садко. 1899. Майолика, рельеф, цветные глазури. 61х49 (овал). ГРМ | Врубель М.А. Девушка в венке. 1899-1900. Историко-художественный заповедник. Абрамцево |
|
|
|