E.И. Ге. Последние годы жизни Врубеля, часть 5
- 5 -
Летние месяцы 1900 — 1901 годов Врубели проводили опять у нас в хуторе, но в 1900 году я и моя семья в хуторе не жили; а в 1901 г. я приехала за несколько дней до отъезда Врубелей.
"27 июля 1901 года. Вечером мы затеяли разговор, — по мнению Миши, — Это мой конек, — об укрощении женщины жизнью. Все спорили против меня.
... 28 июля. Сегодня день свадьбы Врубелей, и Миша ездил вчера в Нежин, чтобы покупать провизию, хотя мы не рассчитывали на гостей, но они явились, три художника из Киева. Обед был оживленный, все были довольны гостям. Было шампанское, кулебяка, пожарские котлеты, мороженое, так что это пиршество обошлось довольно дорого Врубелю, но он это любит, а каждый день мирится с очень скромною едою теперь. После обеда мы пошли на Робленную [Казацкий курган в окрестностях хутора.], теперь и Миша каждый день водит Надю на Робленную.
... 30 июля. Врубели уже укладываются. Миша свернул свою картину. Надя позвала меня посмотреть: на ней сирень и Татьяна в белом платье и с белой лентой на голове, очень эффектно, и он теперь больше заканчивает, чем прежде".
На возвратном пути из хутора в Петербург мы остановились на день у Врубелей в Москве.
"29 августа. Врубели не поняли моего письма и не ждали нас с обедом, но, впрочем, очень хорошо угостили. Квартира у них очень элегантна, отделали они ее с большим вкусом, у них красиво и grand genre. Все уже приготовлено будущему ребенку. Миша искал колясочку непременно белую — не крашеную, а натурального цвета. Все детское белье на полках, затянутых с обеих сторон коленкором. Миша уже приготовил для Любы Цитович картинку "Сирень".
Из писем Нади за 1901 года:
"6 января. На выставке "Мира искусства" Мишу больше, чем когда-либо, ругают, тем не менее картину его "Степь" [Очевидно, это картина "К ночи" (1900), бывшая в собрании фон Мекка (ныне в ГТГ).] купил фон-Мекк за 1000 р.
Мише "Три сестры" Чехова понравились больше, чем мне, а не видав, он страшно критиковал.
... 11 мая. Миша купил фотографию и хочет снимать цветы, считая, что Это поможет ему в работе. Он рассчитывает, что Кика заинтересуется фотографией и будет ему помогать...
... 19 октября. На днях обедали делегаты Венского Сецессиона, очень милые венские художники, они в восторге от Миши и все хотят забрать на выставку [На этой выставке были экспонированы картины Врубеля "Пан" и "К ночи", имевшие большой успех.]; к сожалению, с "Демоном" он не поспеет на эту выставку. Вообще у него масса работы, все от него требуют эскизов, советов, приглашают на выставку, выбирают членом в разные общества, только денег мало платят, а слава его в Москве растет. С. И. Мамонтов вышел из тюрьмы и тоже требует от Миши эскизов".
В 1901 г. у Врубелей родился сын, на пятом году семейной жизни. Михаил Александрович готовился к этому событию — рождению ребенка очень весело, и ему и жене казалось, что рождение ребенка может не мешать их элегантной и веселой жизни, они фантазировали, как уже с ребенком поедут за границу выставлять картину "Демон", которая тогда в августе была нарисована углем, но и в рисунке уже производила очень сильное впечатление. Врубель, объяснял, что в поверженном Демоне он желает выразить многое сильное, даже возвышенное в человеке (я думаю, чувственность, страсть к красоте, к изощренности), что люди считают долгом повергать из-за христианских толстовских идей. Это было ново, что он объяснял содержание своей картины, прежде он находил, что, гонясь за содержанием, художник портит свое произведение, так как форма — это все. Я проездом тогда останавливалась в Москве недолго, и Врубели произвели на меня такое приятное впечатление полным доверием к будущему, веселием; не ожидала я, что в следующий раз я увижу Михаила Александровича уже психически больным.
Ребенок родился через несколько дней после того, как мы проезжали. У ребенка была заячья губка, и сестра Михаила Александровича утверждала, что это очень сильно его расстроило, его — такого поклонника красоты, но у него был вкус такой своеобразный, что он мог находить красоту именно в некоторой неправильности. И ребенок, несмотря на губку, был так мил, с такими громадными, синими, выразительными глазами, что губка поражала лишь в первый миг и потом про нее забывали. Ребенка назвали Саввою, и в этом выразилось увлечение Михаила Александровича русским направлением, Москвою, — он сам так говорил. Сестра моя сама начала кормить сына и первое время решила отказаться от сцены, так что Михаил Александрович брал теперь исключительно на себя содержание семьи. У художника заработок обыкновенно неопределенный, в зависимости от заказов или покупки картин, и Врубель, как говорят родственники, видевшие его в сентябре и октябре 1901 года, был грустным и озабоченным. Может быть, это было беспокойство о судьбе семьи или начало болезни. Но работал он усиленно, все увеличивая число часов. В мастерской он повесил громадную электрическую лампу и работал при свете.
В начале 1902 года я была опять в Москве, видела "Демона" и поражена была его красотою. Васнецов писал Врубелю и очень верно выразился, говоря, что его "Демон" так трагически разбит. При этом краски истинно сказочные. Пейзаж удивительно красив и мрачен. Михаила Александровича не было в Москве, когда я приезжала, и сестра сказала мне ужасную вещь, что, кажется, муж ее сходит с ума. В первую минуту я думала, что это просто резкая манера выражаться, но сестра настаивала, что у Миши произошла такая страшная перемена в характере, вместо прежней ласковости и незлобивости теперь он раздражался за все, не терпел противоречия и сердился. Михаил Александрович в это время был в Петербурге по вызову Тенишевой, которая просила его что-то переделать на его картине "Утро". Я увидала его скоро, вернувшись в Петербург, и, увы, убедилась, что слова сестры о его психическом расстройстве — правда. Я написала ему записку, что я очень желаю его видеть и в восторге от двух его произведений: Саввочки и "Демона" [См. письмо Е. И. Ге — М. А. Врубелю от февраля 1902.]. Он пришел к нам в 8 часов утра, когда я не была еще одета, сидел с детьми и рассказывал им, что теперь он стал очень богат и думает перестроить дом Стахеева (где они жили в Москве), устроить себе мастерскую в два света. Он говорил еще детям, что из всех картин Ге ему теперь больше всего нравится "Христос в Гефсиманском саду" и что он находит в ней демонизм.
По виду Михаил Александрович переменился мало, он только несколько похудел, он почти не спал ночи, но что поражало — это многоречивость человека, всегда бывшего молчаливым. Он говорил без конца, но хорошо, даже и убедительнее, пожалуй, чем он говорил в нормальном состоянии. Видно было, что у него нет задерживающих центров, и он говорит все, что придет в голову, с удивительной легкостью. Он сам говорил, что теперь у него изощрение всех способностей, и, слыша его и видя "Демона", право, можно было согласиться с ним. Но так было до тех пор, пока какое-нибудь слово противоречия не раздражало его; тогда у него краснела шея, и он готов был драться с тем, кто ему противоречил. Особенно раздражала его политика. В это время в Петербурге было очень неспокойно, были частые столкновения студентов с полицией. Все постоянно говорили об этом. Михаил Александрович всегда был довольно консервативных воззрений, но обыкновенно он вовсе не интересовался политикою, теперь же он горячился по поводу студентов и раз прибил извозчика, который выражал сочувствие студентам. Извозчик хотел жаловаться в суд, но не сделал этого, не знаю, почему. Михаил Александрович ударил еще капельдинера в театре за то, что тот взял его за рукав, и капельдинер жаловался, и Врубеля вызывали к судье, и он отлично себя держал на суде, а капельдинер от обвинения отказался.
Все близкие и знакомые замечали, что с Михаилом Александровичем происходит что-то неладное, но и сомневались постоянно все-таки, так как в речах его никогда не было бессмыслицы, он узнавал всех, все помнил. Он сделался лишь гораздо самоувереннее, перестал стесняться с людьми и говорил без умолку.
В это время картину "Демон" перевезли в Петербург для выставки "Мира искусства", и Михаил Александрович, несмотря на то что картина была уже выставлена, каждый день с раннего утра переписывал ее, и я с ужасом видела каждый день перемену. Были дни, что "Демон" был очень страшен, и потом опять появлялись в выражении липа Демона глубокая грусть и новая красота. Михаил Александрович говорил, что теперь уже Демон не повержен, а летит, и некоторые видели полет Демона. Вообще, несмотря на болезнь, способность к творчеству не покидала Врубеля, даже как будто росла, но жить с ним уже делалось невыносимо. Сумасшествие представляется мне подобным тому, как в машине уничтожен задерживающий клапан, и она летит с головокружительной быстротою и исполняет более работы, чем когда-нибудь, но не долго, так как все в ней стирается и ломается. И странное дело, сумасшедшему Врубелю все, больше, чем никогда, поверили, что он гений, и его произведениями стали восхищаться люди, которые прежде не признавали его. В сумасшествии особенно мучительно то, что граница между здоровым рассудком и болезнью почти неуловима, сумасшедший человек невозможен для общества, других отличительных черт у него почти нет.
1|2|3|4|5|6|7|8
 Врубель М.А. Интерьер. 1904. Бумага, графитный карандаш. 24х19,4. ГРМ |  Врубель М.А. Россия. Волга и Ока. Эскиз неосущ. панно. 1896. Бумага, акварель, бронзовая краска. 21х48,6. ГРМ |  Михаил Александрович Врубель (Автопортрет 1904 г.) |