|
|
| | Воспоминания. Встречи с Ковальским 3
|
| |
Л. Ковальский, встречи с Врубелем, часть 3
- 3 -
В один из теплых дней, какие бывают иногда в конце февраля, мы поехали с ним вдвоем смотреть его работы в "Кирилловском": ему этого очень хотелось. Трамвая по Кирилловской улице еще не было, и мы, помню, по ужасной дороге тянулись на санях чуть не час, но когда взобрались на Кирилловскую горку, перед нами раскрылись дали, вспомнилось былое, и мы забыли невзгоды пути. Мы посмотрели церковь. Врубель молчаливо рассматривал свои работы. В церкви мы были недолго, там было душно от запаха ладана. Мы вышли на воздух. Выйдя, стояли долго, глядя на дали и на луга; не помню, о чем говорили, но почему-то разговор коснулся Греции. Я спросил, был ли М[ихаил] Александрович] в Греции.
"Да, был, — ответил он, — но вы ошибаетесь, если думаете, что Греция лучше вот этого, что мы сейчас видим. Греция серая, каменистая, и небо не такое, как здесь. Нет! Здесь колоритнее!" Врубель был как-то грустен, видно, какие-то думы его поглощали. И так мы, постояв еще немного, отправились пешком через гору ко мне. Кто-то из товарищей сказал Врубелю, что я пишу "панно", и он несколько дней говорил, что хочет его непременно увидеть. Панно ему понравилось, но ужасно не понравился сюжет. Он нашел его чересчур религиозным. Он говорил искренне, опять как тогда на холме, с увлечением, хотя теперь были и обстановка, и мы с ним другие. Помню, мы взлезли на вышку, которую я соорудил около своей мастерской. Там долго сидели мы, любуясь видом. Врубель сказал: "Как хорош, однако же, Киев! Жаль, что я здесь не живу! Я люблю Киев!"
Я Врубеля проводил до гостиницы. Вечером мы были в опере и ужинали с Я[новским] у Врубелей. С этого времени у нас установились хорошие отношения, но тут наступает опять перерыв. Я уехал в Париж. В Париже я случайно познакомился с К. [Очевидно, это К. Коровин см. воспоминания Н. А. Прахова.], учеником Врубеля. Он мне много порассказал о М[ихаиле] Александровиче] и удивительного и странного. На ответственность рассказчика отмечаю здесь случай о готических фигурах [Имеются в виду скульптурные группы "Роберт и Бертрам", которые Врубель исполнял для особняка С. Морозова в 1896 г.], украшающих лестницу или вестибюль одного миллионера.
"Мы лепили эти фигуры изо всех сил, я помогал, а М[ихаил] А[лександрович] заканчивал детали. Денег не было, а они нужны были, миллионер же не давал почему-то, до конца было еще далеко; тогда М[ихаил] А[лександрович] сказал: "Знаешь что? Давай мы его надуем, вылепим ему временные фигуры, подучим аванс, а позже окончим как следует". Сказано — сделано. Мы быстро сделали макет, Врубель ловко и широко лепил плоскостями форму, и к вечеру требуемые фигуры были сделаны и представлены богачу как оконченные. Меценат удивился скорости и "чистоте работы".
Деньги были получены — мы зажили, смеясь над простотой мецената. Фигуры были окончены только спустя несколько недель, и миллионер удивился, что же еще там надо было делать, если уже и деньги за работу получены и фигуры были "окончены". Когда я вернулся из Парижа, то получил письмо от М[ихаила] А[лександровича], с просьбой купить материалов для живописи и с приглашением приехать к ним погостить. Привожу выдержки из письма, чтобы показать, какими красками в то время Врубель работал. ... "Опять, простите, хочу злоупотреблять Вашей добротой. Будьте добры, если возможно, то в самый день получения этого письма побывать у Миллера и просить его выслать поскорее по нижеследующему списку материалы (Плиски, хут. Ге. Врубелю, наложенным платежом):
1/2 дюжины флаконов лак-ретуше
3 туб. lacque Rebert № 1
5 туб. carmin extra
3 туб. киновари
3 т. оранж. кадмиуму
3 т. oxyde de cobalt viollet
1/2 дюж. больших туб. белых, кот. скоро сохнут
3 фл. сиккатива
Все немецких фабрик подешевле.
Да еще, если у него есть, готовые дубовые клинья для подрамников, то 2 десятка покрупнее. Может быть собираетесь к нам погостить во второй половине июля. Жму Вашу руку. Преданный Вам М. Врубель". Я воспользовался приглашением, и мы с одним моим товарищем З. [В. Д. Замирайло.] тем самым, с которым в начале моих воспоминаний шли в Кирилловское, поехали в хутор Ге, где Врубель проводил лето. Там застали мы музыканта Я[новского]. Это была годовщина свадьбы Врубелей. Под липами был великолепно сервирован стол, уставленный приборами, рыба и мороженое были привезены из Нежина.
М[ихаил] А[лександрович] сам жарил на костре шашлык, что делал артистически. Обед прошел очень весело. После обеда М[ихаил] А[лександрович] показал нам свои вещи: "Царевну-Лебедь", "Ночное", "Татьяну у куста сирени", еще одну "Сирень" с группой нагих фигур, выходящих из куста. [Ковальский имеет в виду "К ночи" ("Ночное") и варианты "Сирени"— 1900 и 1901 г.] От этих холстов, представляющих сплошной гимн красок, веяло силой и какой-то роковой мощью. Аккорды красочные гармонировали с поразительной формой и общей концепцией.
Загадочная "Царевна-Лебедь" с изумрудными глазами, "Лошади в бодяках" ["К ночи".], "Русалка в камышах", "Сирень" — все это были chef d'?uvr'ы, и глаза разбегались, что лучше. Мы восхищались, и я помню удивлялся, как М[ихаил] А[лександрович] может по впечатлению писать, так помня форму и гамму цветов. М[ихаил] А[лександрович] сказал: "Если бы вы знали, сколько я работал с натуры, потом это легко запоминается и легко исполняется". Вечером мы были на "Робленной", это казацкий курган, к которому жители хутора устраивают прогулки. Оттуда видны очаровательные закаты. Во время прогулки мы с приятелем наблюдали, как верно у Врубеля передано настроение пейзажа.
Вечером Н[адежда] И[вановна] пела. Пела тоже одна гостья. На торжестве был тоже брат Н[адежды] И[вановны] Андрей И[ванович] Забелло. Вечер прошел оживленно. Врубель читал Гоголя вслух, говорил много о Н. Н. Ге, в мастерской которого теперь работал. Раньше он его не любил, теперь же восхищался его произведениями, в особенности "Христом в Гефсиманском саду". Он говорил: "Там так передан лунный свет, как будто видимый во время головной боли. Эти эффекты мне знакомы, у меня бывает мигрень".
И я узнал, к моему ужасу, что М[ихаил] А[лександрович], когда ему мигрень мешает работать, ест фенацетин столовыми ложками. Во время работы Врубель не разбирался в средствах: если ему нужно было работать лессировками, а краски были мокрые, он покрывал при помощи пульверизатора ретуше картину, она подсыхала, и через короткое время мастер продолжал работу. На другой день я уехал, и мы опять с Врубелем встретились спустя года три. До меня дошли печальные сведения, что, окончив "Демона", Врубель заболел...
И вот я опять, по возвращении из Италии, получил письмо от Н[адежды] И[вановны], что она с М[ихаилом] А[лександровичем] едет в Киевскую губернию к фон Мекку отдыхать, а М[ихаил] А[лександрович] после болезни нуждается в полном спокойствии, будет там лечиться деревенской тишиной. Я с приятелем музыкантом Я[новским] встретили Врубелей на вокзале. Они приехали с маленьким сыном Саввочкой, которого мы видели впервые. Мы сидели в зале II кл. перед отъездом в гостиницу; так как Саввочка хотел пить, ему дали зельтерской воды, и Н[адежда] И[вановна], смеясь, сказала, что Саввочка удивительный мальчик, так как он говорит слова редкие.
Он не говорит "папа" и "мама", но зато слово "опять" и еще какое-то. Врубель все время сидел очень грустный, и мы как будто не замечали этого, были опечалены и угнетены чувством страха за него. Увезли мы Врубелей в гостиницу. Никто не предчувствовал той драмы, которую рок готовил безжалостной рукой. В этот же вечер Саввочка заболел. Я нашел какого-то доктора, по совету моего знакомого, мы все бегали кто куда попало. Кто за стерилизованным молоком, кто за лекарством, но развязка была близка, и Саввочки к вечеру на другой день не стало. Врубель, до сих пор молчаливый и почти неподвижный, стал много говорить, стал заниматься грустной обязанностью похорон, суетиться.
После похорон ребенка Врубели уехали в имение фон Мекка. Но уже через 4—5 дней я получил письмо от Н[адежды] И[вановны] с просьбой похлопотать скорее паспорт для нее и для М[ихаила] Александровича], так как они едут за границу — М[ихаил] А[лександрович] вновь заболел. Я был поражен. Н[адежда] И[вановна] тоже просила позаботиться о частной квартире на время пребывания в Киеве, так как не хотела заезжать в гостиницу. Я их ждал, но напрасно, оказалось, однако, что они были ночью, проездом, в Киеве и М[ихаил] Александрович] заходил к одним знакомым и там говорил, что едет с женой в Ригу в санаторий, так как вновь заболел, а "Надя все молчит". Оказалось, что Н[адежда] И[вановна] после потери сына замолчала, и это на него, кроме пережитого, произвело тоже впечатление, доведшее до санатория. Больше я не видел великого художника...
1|2|3
 Врубель М.А. Монастырь на Казбеке. 1890-1891. Илл. к поэме М.Ю. Лермонтова "Демон". К., акв. (черная), тронут белилами. |  Врубель М.А. Илл. к стихотворению М.Ю. Лермонтова "Еврейская мелодия (из Байрона)". 1890-1891. Б., акв. (черная), белила. |  Врубель М.А. Голова Демона. 1890-1891. Илл. к поэме Демон М.Ю. Лермонтова. Б., акв (черная), белила. 23х36. Киевский государственный музей русского искусства |
|
|
|