М. А. ВРУБЕЛЬ — С. И. МАМОНТОВУ 1902 год
Я был глубоко потрясен и тронут концом А. А. Риццони.1 Я прослезился. Такой твердый хозяин своей жизни, такой честный труженик! И что же могло повергнуть его в такую бездну отчаяния? Честный труженик! Вы скажете, это пристрастие друга? Недавно еще на страницах “Мира Искусства” так презрительно и пристрастно трактовали эту честность. Господа, да мы забываем, в каких руках суд над нами, художниками. Кто только не дерзал на нас? Чьи только неуклюжие руки не касались самых тонких струн чистого творчества? Рискуя парадоксальностью, укажу на еще гремящее имя Рескина. Много ли в этой очаровательной болтовне интересного для художника? О неумытых руках я уже и не говорю. Не удалось ли этой вакханалии роковым образом спутать представления и в нашей среде.
Да, нам нужно оглянуться, надо переоценить многое. Нужно твердо помнить, что деятельность скромного мастера несравненно почтеннее и полезнее, чем претензии добровольных и недобровольных невропатов, лизоблюдничающих на пиру искусства. Особенно отвратительны добровольцы. В моей памяти мелькают имена, которые я оставляю при себе. И потом эта недостойная юркость, это смешное обезьянничанье так претят истинному созерцателю, что мне случалось не бывать по целым годам на выставках.
Мне бы хотелось в противоположность набросать силуэтом краткий и ясный образ погибшего. Я его знал близко. Я был слишком молод и противоположен в житейских вкусах и приемах, чтобы чем-нибудь подкупать Риццони, а между тем мало от кого я услышал столько справедливой, столько благожелательной оценки. И это именно в ту пору, когда “неумытые” звали меня “Юпитером декадентов”, конечно, в наивности думая, что это страшное зло.
Жизнь Александра Антоновича в трех словах: получил образование в “старой Академии” (господа, пожалеем нашу опрометчивость в нашем суде над нею) и, чувствуя размеры своих сил, пошел в сторону, по тропинке от большой дороги “эпигонов Брюлловских”, как более остроумно, чем основательно, определено это направление на страницах “Мира Искусства” моим товарищем. Риццони сроднился с миловидным, с идиллией, положив все силы своего таланта на возможно добросовестную работу. Результат этой честной и, во всяком случае, “невредной” деятельности собрал ему кружок почитателей в иной среде руководителей, которую я именно бы назвал средою по преимуществу долга чести и труда.
Пора убедиться, что только труд и умелость дают человеку цену, вопреки даже его прямым намерениям; вопреки же его намерениям он и заявит себя в труде, лишенном искательных внушений. И когда мы ополчились против этой истины? Когда все отрасли родной жизни вопиют, когда все зовет вернуться к повседневной арифметике, к простому подсчету сил. Эта истина впервые засверкала, когда об руку с ней человек вышел из пещеры в историю. Дорогой каменный человек, как твоя рыжекудрая фигура напоминала мне эти тени наивных старателей. Сколько в твоей скромности укора самозванцам!
Пусть эти строки будут венком на могилу умершего оскорбленным.
__________
1 Риццони Александр Антонович (1836 — 1902) — пенсионер Академии художеств, академик и профессор, осевший на всю жизнь в Риме. В июне 1901 г. в журнале “Мир искусства”появилась статья, в которой Риццони называли самым худшим из всех современных художников, от произведений которого нужно избавиться. Художник не вынес травли и покончил с собой.
 Девочка на фоне персидского ковра (Холст, масло, 1886 г.) |  Пан (1899 г.) |  Демон поверженный (эскиз) |